Вопрос: К какой школе пластической хирургии вы себя относите?
Ответ: Моя школа – милановская школа. У Миланова – школа Петровского. А у Петровского – не знаю, честно, чья школа. Это Советский Союз. На мой взгляд, есть две школы: школа Советского Союза и школа постсоветских времен. Которая из них лучше? Пусть время говорит о себе. Я лично считаю, что все-таки школа Советского Союза лучше. Потому что там все было поставлено именно академическим путем: получить специальность и заниматься делом, и при этом еще не считаться врачом, а лишь денег заработать, в Советском Союзе было недопустимо. Сейчас морально-этические нормы немножко ниже. К большому моему сожалению. Но из основных школ я могу отметить школу Миланова, школу Неробеева. Он тоже очень уважаемый мною человек и всеми остальными моими коллегами. Причем он по челюстно-лицевой хирургии является одним из крупных специалистов и об операциях, которые он делает – западники только мечтать могут. Вот например, не про Неробеева пример приведу. В институте Склифосовского мы в 2004 году сделали пару операций по прямой пересадке тканей (то есть собственных тканей) лица у пациентов с ожогами на лице. Причем ожоги были третьей и четвертой степени. То есть, речь о лице не шла – не было лица как такового. Эти люди были несчастными. Сделали мы две таких операции. Французы фрагмент участка в области подбородка пересадили с трупа - они вовсю кричали, что вот, мы сделали пересадку лица. Ребят, зайдите в Склиф, вы увидите, что там наши хирурги умеют. Потом уже – публикуйтесь. Не позорьтесь, я это говорю французам. Те операции, которые вы сделали – наши рядовые хирурги ежедневно делают. Такие вот школы. Школа института Склифосовского является мощным учебным заведением, так же, как и лечебным. Как раньше говорилось, и сейчас говорят: в Склиф трудно попасть, но легко уйти. Почему трудно попасть. Не так чтобы: нужны звонки, нужен блат какой-то, нет. Там берут людей с головой. А уходят оттуда… невозможно там конкурировать с остальными. Потому что там надо идти со знаниями, с руками. Кто безрукий и без головы – тому нечего делать. Через неделю он сам сбежит оттуда. Потому что смешно будет, остальным будет смешно, потому что он попал не в то учреждение. Вот основные направления: советское время и постсоветское пространство. Остальное уже поименно будем делить.
Вопрос: Существуют ли риски в пластической хирургии?
Ответ: Тромбоэмболия легочной артерии - это частое и грозное осложнение после, допустим, абдоминопластики, после больших операций. А у некоторых хирургов - и когда подтяжка лица длится более 6 часов… Есть у меня примеры: 18 часов подтяжка лица. Там не жизнь спасают, а красоту наводят. Хирург должен думать. 18 часов пациент под наркозом. После этого должны дать в реанимацию как минимум на двое суток. Вот в институте Склифосовского: 6 часов длится имплантация двух кистей, либо голеней. Анестезиолог говорит: ты чего, нельзя так. Надо срочно сейчас после операции отдать пациента в реанимацию, чтобы жизненные функции восстановились. А они после таких длительных операций умудряются, и домой в этот день отпустить. Глаза открыл, как тебя зовут сказал – все, они считают, что уже не нужно вести пациента. Ничего подобного.
Критические дни – до третьих суток. Может все, что угодно случиться. Может, человек просто упадет и все, не встанет. Так что я противник таких вот клиник. Надо хозяевам этих клиник задавать один вопрос: пойдешь ли ты сам туда оперироваться? Либо свою родню повезешь туда оперировать? Знаете, пришел в голову удачный пример. Был случай… Знакомых-то полно в моей сфере. И в медицине, и в лечебных и в лечебных учреждениях. И один мой знакомый, который далек от медицины, позвонил мне и говорит: слушай, давай мою дочку устроим в медицинский университет. В институт учиться. Я не стал ему рассказывать весь этот путь, почему я противник устраивать по блату. Я ему сказал: «согласен, устроим. Но после того, как она закончит этот институт, ты к ней пойдешь лечиться?» Он говорит: «нет, ты что!» Я говорю: «вот ты и ответил на свой вопрос».
Вопрос: Расскажите про разделение сиамских близнецов, которое вы делали.
Ответ: Последние два года, может быть, немножко успокоились. Им надо дать свободу, этим детям. Хотя они уже не дети, они - взрослые. Мы не общаемся. Общались первые пять лет, поскольку там надо было продолжать рекомендации, показываться. Сейчас я даже не знаю, где они находятся. Или в Москве, или в Бишкеке. Когда пациенты теряются – это очень хороший показатель. Значит, у них все хорошо. Будет тема – они наберут, они найдут меня. И не только меня – там более десяти человек было в бригаде. Мало того, я лично за свои же деньги вытащил их из Бишкека. Там история очень большая, причем и с хорошей, и с плохой стороны. Я даже в Бишкеке встречался с прежним президентом Киргизии Аскаром Акаевым. От него я услышал такие слова: единственное, чем я могу вам помочь, скажу, что молитесь. Услышав такие слова, я дверь закрыл и ушел. Понял, что они мне не помощники, я сам себе помощник. Там участвовали не только телекомпания РТЛ. Они проводили съемки. Как они говорят: дядя Тигран, ты наш первый доктор. И до сих пор я надеюсь, что я для них дядя Тигран.
Вопрос: Что вам дала реконструктивная микрохирургия?
Ответ: Я бы не представил бы мою работу сейчас без знаний и умений по микрохирургии. Николай Олегович дал нам и научил по микрохирургии, это на самом деле лично я ежедневно использую. Сшить сосуды, восстанавливать нервы, восстанавливать сухожилия и целостность тканей, как обращаться с тканями, как держать инструмент, как вести себя, когда видишь перед глазами мелкие структуры. Кстати говоря, у нас в операционной большой микрохирургический микроскоп присутствует и почти каждый день, когда возможно, я его использую. Мое отделение называется «пластической челюстно-лицевой хирургии». Я хочу добавить еще «реконструктивной микрохирургии». Много сейчас в городе пациентов, которые страдают этим. На самом деле, мест очень мало, куда обращаться. Раз, два – и все, эти клиники иссякли. Чаще всего не хватает рук. В Москве очень мало микрохирургов. А те, которые остались, они по тем или иным бытовым причинам, чаще всего финансовым причинам, переквалифицировались на разные специализации в хирургии. Но именно микрохирургия открывает все ворота перед хирургам.
Вопрос: На ваш взгляд чем российская медицина отличается от западной?
Ответ: У нас лучше в плане универсальности. Если он там получит сосудистые осложнения. Просто бывают случаи, когда нестандартное расположение сосудов, и повредил случайно сосуд. Он будет стоять, пока не придет специалист. И не имеет права, если даже он умеет это делать. Не имеет права трогать, иначе это уже судебный иск. Врач будет стоять, пока придет сосудистый хирург и восстановит это. Наши хирурги – они сами это все сделают. В чем плюс западных, в частности, американских – у них менталитет другой. У них подход совершенно другой. К пациенту, к человеку. Они рассматривают пациента, как юридическое лицо. Вот допустим, я сижу консультирую пациентку, один на один. Никого больше нет. Там пациентка может выйти и сразу в суд подать на этого человека. Потому что она почувствует, что доктор не так посмотрел на нее. Что доктор как-то домогался – словами, действиями или взглядом. И все, доктор попал. Он не докажет. И придется всю жизнь кормить эту пациентку. И осмотр должен проводиться в присутствии медсестры, или менеджера, уполномоченного лица. Под камерами они не делают эти консультации, это запрещено законом. А если камера включена – сначала письменное согласие у пациента берут. А у нас очень часто еще – в чем минус – висит камера. Причем еще и прослушка в кабинете висит. Об этом никто, даже хирург не знает. Много плюсов и много минусов. В частности, это менталитет. Они могут послать человека с улыбкой на лице. То есть, без всяких эмоциональных выражений. У нас более насыщенные эмоции. Когда мы что-то говорим, человек, который стоит рядом понимает, о чем идет речь. А там – совершенно по-другому. Там более развито лицемерие. Я не говорю, что у нас его нет. Тоже присутствует, но там – чаще всего. И самое главное – там страна законов.
Вопрос: Какие новые технологии вы используете?
Ответ: Вот сегодня я получил набор, в котором некоторые инструменты были произведены по моим эскизам. Они не на серийном потоке, они лично для меня. Для чего это делается? Для того чтобы во время операции было максимально удобно. Я быстро оперирую не из-за того, что спешу. Если вы зайдете ко мне в операционную, вы подумаете, что мы не оперируем, а просто анекдоты рассказываем, мило беседуем. Но под этим кроется глубокий смысл. Годы, десятилетия работы и бессонные ночи, и седые волосы. Как мой дед говорил: седые волосы появятся – радуйся. Это взамен молодости. Но замена очень хорошая и ценная – это мудрость приходит. Так и есть. Тогда я не понимал, но сейчас уже понимаю. Из высоких технологий – у нас в операционной все есть. Не для того мы купили, чтобы похвастаться: вот мы такие крутые, у нас госучреждение ведомственное. Да, я хочу назвать это Мединцентр. Главное управление дипломатическим корпусом при Министерстве иностранных дел Российской Федерации. Клиника существует около 65 лет, и это многопрофильная клиника. У нас более 100 коек, все специальности и отделения в том числе. Кстати, хочу отметить узкие возможности всех мелких клиник. Всех, без исключения. Мелких – я имею ввиду те клиники, которые пытаются деньги заработать за счет риска для пациента. Почему? Вот такой пример хочу привести, чтобы доказать правдивость моих слов. Вот лично вы бы пошли делать себе любую манипуляцию хирургическую, не буду сейчас конкретизировать – в клинику, которая находится на первом этаже жилого дома. Причем занимает площадь не больше 100 квадратных метров. О каких реанимационных мероприятиях тут говорить? Я уже не говорю про лицензию на т, или иные процедуры и операции, про лицензию на наркотики. 90% - будьте уверены, это достоверная информация – клиник вот таких вот мелких… у них нет практически ничего. Дай бог, лицензия на хирургическую деятельность. И то, сомнительно, каким путем. Я не боюсь сейчас это говорить, поскольку я могу подтвердить свои слова конкретными примерами. Это страшно, безумно страшно. Я лично боюсь за судьбу тех пациентов, которые идут на низкие цены, идут на какие-то уловки, на какие-то бонусы и акции. О каких акциях мы говорим, если человек может оттуда и не выйти. Вот что означают возможности реконструктивной хирургии и хирургии в целом.
Вопрос: Какие виды пластических операций на груди Вы делаете?
Ответ: Что касается груди, есть и собственные разработки. И доступны все методики по поводу увеличения груди, уменьшения груди, подтяжки груди. Все методики доступны, причем ежедневно этим занимаюсь. По три-четыре операции по увеличению груди. Подмышечный доступ, периалярный доступ, субмаммарный доступ, пупочный доступ. И еще есть доступ, который я сам придумал. А придумал это во время операции. Потому что одна из пациенток… Было это 12 или 14 лет назад, точно не помню. Планировал я у нее одновременно две операции. Увеличение груди и абдоминопластику. Женщина средних лет. Она жутко боялась рубцов и не хотела новые рубцы получать. Я сказал, что что-то придумаю во время операции. И вот, когда я оперировал, я выделял живот, и думаю, а почему бы через этот доступ не внедрить импланты? Кармашек-то продолжается дальше. И никто не скажет потом, что у женщины грудь деланная. Капусту съела – грудь выросла. И шикарно получилось. Кстати, в первую операцию я ложе зашил изнутри. Не надо было этого делать – после операции вмятина была. Я во время первой перевязки руками этот шов разорвал. Безболезненно. Потому что это зона выделения, там разрушаются кожные ветви нервов. Совершенно безболезненно. С этого все и началось. И прекрасная грудь получилась. Реабилитация проходит даже быстрее. И чисто психологически – пациентка увидела результат без шрама и то, что надо. Самое главное, чтобы пациентка чисто психологически была спокойна. Тогда процессы заживления гораздо быстрее идут.
Вопрос: Расскажите о возможностях реконструктивной хирургии.
Ответ: В связи с внедрением высоких технологий в хирургии, а в частности, в реконструктивной хирургии появились большие возможности. Возьмем микрохирургию. Ведь задача реконструктивной хирургии – слово само уже говорит о себе – восстанавливать функцию в первую очередь. А дальше уже – внешний вид. Допустим, человек с ампутацией кисти. Это реконструктивная хирурги? Скажу да, реконструктивная. Что я и делал в институте Склифосовского долгие годы. И до сих пор при возможности я занимаюсь этим. Потому что это очень по душе мне. Одно дело навести красоту, и другое – спасать жизнь. После того, как спас жизнь, с гордо приподнятой головой едешь домой. Потому что чувствуешь себя, как говорится, белым человеком, еще одну жизнь спас. Задача реконструктивной хирургии ясна, все возможности существуют на сегодняшний день. Хочу отметить такой факт. Недавно ушел из жизни мой учитель, да и учитель тех хирургов, которые на сегодняшний день благополучно держатся на плаву благодаря этому человеку. Ушел из жизни Миланов Николай Олегович. Он был великим хирургом, великим педагогом. Вот все, что я на сегодняшний день умею, это по большей части – его заслуга.
Основоположники реконструктивной хирургии в России это Ванцян, это Петровский, это Миланов, это Виктор Соломонович Крылов. Кстати, он до сих пор есть, благополучно существует. И не просто существует, а преподает. Но, к сожалению, не в России, в Америке, в университете преподает. Ему порядка 85 лет, если не ошибаюсь. В общем, хочу выразить огромную благодарность Николаю Олеговичу Миланову. Мы всегда помним его, и будем помнить, и будем продолжать его дело. Это великие люди, имя которых навсегда останется в истории.
Вспомним Демихова. Почему говорю, что возможности довольно-таки широкие. Демихов в свое время, еще не имея под рукой те возможности, которые сейчас мы имеем, он пересаживал головы собакам. Причем, у одной и той же собаки, на одно туловище были две головы. Вы мне скажете: эти собаки не выжили. Да, не выжили, а знаете почему? Потому, что их забывали кормить. Это на самом деле так. Я хочу тут отметить Акапяна Андрея Степановича, профессора. Он тоже рано ушел, тоже недавно. Чуть больше года, как он ушел из жизни по трагическим обстоятельствам. Почему я хочу его отметить? Потому что такие люди, как Акапян Андрей Степанович, они помогали таким людям, как Демихов. Демихов, кстати, умер в нищете. И, если бы не Андрей Степанович Акапян, все его труды были бы забыты давно.
Вопрос: На что вы посоветуете обращать внимание при выборе хирурга?
Ответ: Пациент, попадая во всемирную паутину… Мы думаем, что всемирная паутина – огромная, великая. Там выбор большой, да? Нет. Ошибаетесь. Вот зайдите и посмотрите сами. Ищите что угодно. Вот допустим, вы, как женщина, решили прикупить себе сумочку. Думаете, сейчас зайду в интернет, там полно предложений, да? Нет. Это все купленные предложения. Те отзывы, которые вы видите на пластических хирургов – они все заказные, все поголовно. Те сайты, которые существуют как якобы независимые сайты – нет такого слова, забудьте. Ориентируйтесь - это я потенциальным пациентам говорю – ориентируйтесь на сарафанное радио. Ориентируйтесь на собственную интуицию. Ориентируйтесь во время разговора, консультации. Если доктор вызывает сомнения, хотя бы малейшие, убегайте оттуда. Не надо доверять тому человеку, мало того, лечь под нож к тому человеку, который вызывает у вас хоть малейшие сомнения. Ориентируйтесь на себя, на собственную интуицию. По ходу разговора выясняйте: стаж работы, где работал, как работает. Попросите картинки, без фотошопа. Попросите, чтобы он компьютер при вас лично открыл, показал те необработанные фотографии.
Но ориентироваться на то, что написано на коммерческом сайте, да причем еще и висит в виде баннеров: «Операция по увеличению груди от 50000. Успевайте до конца 20 марта.» Это что, рынок? Да. Это рынок, но этот рынок, что зашел за хлебом. Это не тот рынок, где ты купил ножницы, а они не режут, и ты вернул, сказал «дай мне другие». Дай бог, чтоб не послали, а вернули. Либо деньги, либо ножницы поменяли. А тут если нос сделал – как вернуть? Никак. Так, как до первой операции было – не получится. Если грудь испортили, ладно, тут можно еще подумать, можно исправить. Но иногда бывает так, что и это нельзя. Если веки испортили, что делать? Ничего. Я, кстати, чаще всего отказываю – в 99,9% случаев отказываю – когда приходят с нежелательными результатами после блефароплатики, пластики век. Веко надо делать один раз. Имею в виду не по возрасту, а вообще, чтобы потом не исправлять. Это крайне сложно, особенно после некоторых хирургов. Это, к сожалению, уже приговор для пациента.